О пиарщиках и вымогателях
Современный пиар – это трудноописуемая штука с быстроменяющимися тенденциями. Обычно я стараюсь приводить позитивные примеры пиара. Они лучше запоминаются и могут быть легко применимы. Однако, есть одна тенденция, на которую трудно не обратить внимание. Очень часто (особенно на региональном уровне) эффективной схемой пиара становится следующая: вызнать хоть какой-то компромат на лицо, владеющее финансовыми и политическими ресурсами, начать его «мочить» в аффилированных СМИ и взамен за молчание (точнее, за отказ от «мочилова») потребовать заключения договора за информационное обслуживание. Естественно, за деньги. И желательно – на длительный срок. Региональные пиарщики считают это бизнесом. Мое мнение – это бездарное (а главное – совершенно бесперспективное) вымогательство. И вот почему.Понятное дело, бизнес в российских условиях невозможен без нарушений. Но одно дело, когда ваши нарушения – это необходимое зло, которое можно объяснить частым изменением законодательства. Другое дело, когда вы начинаете прессовать клиента, заведомо понимая, что за этим могут последовать ответные меры. Я не хочу говорить о том, что это неэтично. Я хотел бы сказать, что это – откровенно опасное занятие именно для рядовых исполнителей «заказа». Руководители пиар-агентства, давая задание о начале «мочилова», как люди опытные, первым делом, прикрывают свою филейную точку. Задание дают устно, без свидетелей. Или же – по телефону с чужого номера. Или по скайпу, случайно находясь за границей. Исполнитель, желая показать свое рвение, начинает атаку, не изучив возможности противника. Один пиар-выстрел следует за другим! Карамба! Мы никого не боимся, мы суперагентство! Один за всех и все за одного. Но вот беда. Любой мало-мальски достойный политик и бизнесмен уже давно имеет прикрытие, состоящее из бывших «силовиков» - работников милиции, прокуратуры и т.п. Силовики обеспечивают сбор данных по конкурентам, проверяют (негласно) на лояльность ближний и дальний круг знакомых и, в случае чего, прямо вмешиваются в ситуацию. Вот тут и возникает коллизия. На словах руководители пиар-агентства всегда на стороне своих работников. Они готовы шуметь в случае чего-то экстраординарного, пикетировать здание УВД, требовать внимания властей. Но… так устроены силовики, что они всегда наносят удар по исполнителю. Не по руководителю предприятия, а по тому, кто непосредственно занимается реализацией проекта. Типовая ситуация: бьют не по пиарщику. Он – фигура публичная. Атака начинается на родственников и близких.
Сельский район. Приморская глубинка. Наши дни. Анна Андреевна около 20 лет является руководителем МУПа, отвечающего за ЖКХ. У нее все хорошо. По значимости она третий человек в районе. К ней ходят на поклон. Уважают. Несут подарки. Но в один прекрасный день ее деятельностью очень активно начинают заниматься местные силовики. Формально у них есть на это право – предприятие муниципальное, вдруг казенные денежки тратятся не по назначению. 20 лет было спокойно – и вдруг на тебе, проверка за проверкой. Глава района начинает смотреть на Анну Андреевну косо – воруешь, сучка, так хоть не попадайся. В итоге через 2 месяца активного «наката» начальница МУПа организует встречу с теми, кто проверяет ее деятельность активнее всего. Местное кафе на окраине в этот день закрывается на спецобслуживание, чего не было лет 15. Приезжают двое проверяющих и Анна Андреевна. Разговор ходит вокруг да около.
- Как бы нам решить эту проблему?
- У нас нет проблем
- Я про проверку
- По закону положено
- Да это-то понятно. Но как-то вы избирательно проверяете
- Это нам решать, как и кого проверять
Через 10 минут к кафе подъезжает машина. С дипномерами. Оттуда выходит плечистый молодой человек и направляет прямиком к «спецобслуживаемым». Подходит, здоровается. Проверяющие бочком-бочком и удаляются. Говорят, что сейчас вернутся. Плечистый сразу переходит к делу. Мол, нет ни у кого претензий к Вашей работе, Анна Андреевна. Но как мать – Вы полное дерьмо. Плохо воспитали дочку. Ваша дочка-пиарщица «мочит» хорошего человека. Перспективного. Со связями на самом верху. Наш человек все равно уйдет наверх, дело времени. Но Ваша дочь осложняет ситуацию. Если она будет осложнять жизнь нам, мы будем осложнять ее Вам. Вы же ее мама! Ферштейн?
Мама, конечно, возражает. Дочери 28. Взрослая. Сама выбрала свой путь. Сама себя содержит. «Сами понимаете, эмансипе!» Она, мол, у меня еще в четырехлетнем возрасте сама корову гоняла из соседнего колхоза.
Плечистый отрицательно кивает головой. Нет. «Вы ей переводите каждый месяц по 30 тысяч на съем квартиры». И далее – еще пару подробностей.
«А у Вас самого есть дети?» Мать до последнего пыталась отбиться.
- Из-за моих детей у известных политиков не возникают проблемы!
И – хрясь! Кулаком по столу. Доска-пятерка отчетливо прогнулась под ударом увесистого кулака.
Анна Андреевна ойкнула. Выдохнула. Налила 100 граммов водки и разом выпила. «Я сегодня поговорю с ней…»
Плечистый улыбнулся. Он был одним из «решал» среднего звена, которые предпочитали действовать умно, но подкрепляли свои аргументы силой.
Вечером мама поговорила с дочкой. Вызвала ее к себе. Пояснила суть наезда. Объяснила, что материнский бизнес прокормит всех, и дуру-дочку тоже. Дочка вернулась во Владивосток. Взяла на неделю больничный. Шесть дней пила. На седьмой отлеживалась. На восьмой вышла на работу и написала заявление «по собственному». Ее вызвал генеральный. Поговорили. Заявление забрали. Тему с мочиловом закрыли. Через год мамин МУП в селе стал частной фирмой. Мама стала гендиректором. Проверяющие ничему не препятствовали. Плечистый купил более дорогую машину. А на федеральном политическом небосклоне зажглась новая звезда.
Вторая история – более киношная.
Начало такое. 1988 год. Перестройка, ускорение, гласность и демократия. 23-летний Лёша Злобин осуществил свою мечту – наконец-то окончил отделение журналистики ДВГУ. Этому предшествовало четыре года учебы, два года армии, свадьба, заочка, работа корреспондентом на местном радио. В среднем, простой инженер получал 120 р. и не жужжал. Но журналисты всегда жили немного лучше, чем простые советские инженеры. 230, 300, 400 рублей в месяц – далеко не верхняя планка заработка. Плюс ксива, которая открывает многие нужные двери. Так вот Леха получал 180. Этого было мало. Через год после свадьбы у него родилась дочка и он вместе с женой жил на съемной квартире. Жена не работала, а магазинах начался повальный дефицит и денег стало не хватать. И хотя через пару-тройку лет можно было получить квартиру от редакции по разнарядке, эти 2-3 года нужно было как-то протянуть. Мозг Леши взрывался от нагрузки – шар не было, а блатные поездки на Камчатку и Сахалин (за это платили неплохие командировочные) расхватали более возрастные журналисты.
Решение пришло неожиданно. На причале одного из военных заводов стояло судно вспомогательного флота. Корыто было старым. В рейсы не ходило. Но чтобы оно не стояло зря, туда разместили для проживания матросов вспомогательного флота. Служить на флоте было хоть и на год дольше (3 года), зато в таких условиях представляло собой чистый коммунизм – минимум работы, минимум построений, хорошую жрачку, возможность тырить по мелочи краску и серебрин, которые можно удачно сменять на сигареты.
Командование посудины тоже радо – в случае непогоды весь экипаж чувствует на себе все прелести шторма, даже если швартовы насмерть прикипели к кнехтам. В общем, по мнению командования, матросики растут настоящими морскими волками. Вот только невдомек было командованию, что на протяжении последних лет пяти, матросики под руководством одного бодрого мичмана варили химку на заводе в промышленных (по тем временам масштабам) - килограммами в месяц. Осенью мичман брал военный уазик-козлик и часть травы вез из Дальнереченского района приямиком на завод. А потом его двоюродный брат уже зимой и весной привозил новые партии высушенной травы. На заводе ведь полно 646-го растворителя и ацетона – специально обученные флотские «годки» перед дембелем варили траву в ацетоне, а первый-второй год службы сбывал ее за забором. Тара – спичечный коробок. Цена –два рубля. С одного короба получается две папиросы.
И вот однажды Лешин коллега предложил ему скинуться по рублю копеек на «веселье». На водку не было, а студентки мединститута, к которым они собирались в гости, могли и запросто курнуть «химки» - дешево и сердито. И вот после удачной покупки и не менее удачного раскура в Лешину голову пришел гениальный план – толкать дурь с наценкой по трем дискотетам. Выделив из своих скромных средств треху и рубль, он на следующий день заехал на завод. Подозвал матросика. Тот пришел через 15 минут. Обменял 4 рубля на 2 спичечных коробка. В ближайшую субботу каждый из коробов он толкнул на дискотеке знакомым представителям «золотой молодежи» уже за 4 рубля. 12 минус четыре равно восемь. Не парясь, он срубил почти червонец. К следующей пятнице он взял пять спичечных коробок. Потратил чирик – заработал 20. Прикинул, что не очень выгодно получается. Взял удостоверение, пришел к главному инженеру завода, сказал, что хочет сделать репортаж о героическом быте вспомогательного флота. Вытащил из портфеля пузырь. У главного инженера заблестел глаз. Плавленые сырки, хлеб, чай. Главный инженер вызывает мичмана (того самого) – расскажи, мол, про свою ласточку. Мичман увел Лешу в кандейку. Бахнули еще по 150 (за счет мичмана). Леша сделал зубодробительный репортаж. Получил двадцатку в виде премии и скидку в 50 копеек за каждый короб от мичмана (за опт). Теперь он брал за 30 рублей двадцать коробков, которые толкал по четверке за штуку. 50 рублей за вечер. Пришлось толкать и в пятницу, и в субботу. Сумма удвоилась. Сотка в неделю – четыре сотки в месяц. К имеющимся 180 рублям. Жене справил шубу из каракуля, достал две пары югославских сапог, подарил на день рождения хрустальную вазу. Еще одну хрустальную вазу подарил теще. Теща впервые подумала, что ее дочь не промахнулась с «голоданцем-щелкопером», как она называла Лешу. Вскоре в городе открылись еще пару дискотек. Официальным поставщиком дури туда стал, конечно же, Леша. Доходы выросли еще вдвое. Товару много – возить опасно. Сначала Леша нанял дядю Мишу – бывшего водителя из стройтреста, в котором когда-то работала его мать. Дядя Миша не задавал вопросов, брал червонец за день работы и был готов работать хоть круглосуточно. Вскоре Леше умные люди подсказали, что химку можно бодяжить. Мол, при грамотной фасовку из коробка получается три папироски, а не две. Леша разбодяжил. Жалоб не было. Доходы выросли еще на треть. Получая штуку в месяц, Леша купил себе сначала неблатную, но несуетную должность начальника отдела писем (в здравом уме журналисты туда не рвались – это могила для карьеры), а затем и место в очереди за квартирой. Никто не мог понять, как это за год Леша с 25-го места попал на 2-е в очереди на квартиру. На первом месте был редактор. А ларчик просто открывался: председатель жилищной комиссии – старая грымза с зарплатой в 40 рублей и пенсией в 80, получила от Леши 1000 рублей. В начале 1990-го Леха въехал в новую двухкомнатную квартиру. Жена была отправлена с дитем на курорт, а когда вернулась через месяц, была страшно удивлена тем, что в квартире царил идеальный ремонт – сантехника – финская, люстры – ленинградские, кафельная плитка – болгарская. Ни до, ни после строители из «Главвладивостокстроя» не получали такой шары за квартиру среднестатистического журналиста – 200 рэ. на рыло за неделю работы. Обмывать новую квартиру пришли сначала журналисты – братия бедная. Дарили разделочные доски и тазики. На второй день празднования (уже без журналистов) пришли известные в городе воротилы теневого бизнеса – бывшие фарцовщики, крупные кооператоры, нервный человек со шрамом на щеке, явно мафиозной наружности и даже отец Амвросий – настоятель местного храма. К тому моменту бизнес Леши разросся до невероятных размеров – не дожидаясь наезда крыш, он сам вышел на одного из лидеров местной братвы. Короткий разговор решил многое: пятихатку Леша отдает в общак, а за это на дискотеках у него не будет конкурентов и проблем. Еще через три месяца Леша купил «Короллу» 1984-го года выпуска за 200 баксов…
В это самое время в Первомайском РОВД один из старших оперов колол баклана. Один из дежурных «залупаторов» дискотеки подрался с приезжим их Хабаровска. Хабаровчанин оказался боксером. Хорошим боксером. На помощь подоспели друзья (в количестве двух человек) и пару раз резанули хабаровчанина. И не рассчитали. Парень попал в реанимацию, а они – в ментовку. Расклад был простым – всем троим нападавшим запираться до победного и получить по восемь лет реально. Или второй вариант – тот, кто дрался, получает три года условно. Его товарищ становится свидетелем. А тот, кто резал, собственно, садится на восемь лет. Поэтому залупатору предстояло сдать всех. Но… В процессе допроса перепуганный парень начал сливать тему с поставкой химки на дискотеки. Лешу слили, что случилось бы рано или поздно.
Милиция взялась плотно, но объект был военным. Подключили военную прокуратуру. Та подключила Управление КГБ по КТОФ. Весь завод взяли под колпак. Начали писать все на аудио. Снимали на кинопленку. Потратили полгода. Леша, правда, тоже не был дураком. За это время дал денег кому надо – и стал замом редактора радио. Редактор был удивлен – он с очень высоких атмосфер поступило решение продвигать парня, не поспоришь. Все это время Леша скупал золотишко и баксы. Скоро поменял квартиру с двухкомнатной на трехкомнатную. Купил дачу. Золото и баксы прятал у соседки матери. Часть соседка матери перевозила и закапывала на своей даче. Купил «Тойоту Краун» 1987 года. Ездить стал с водителем–крепышом - бывшим десантником. Крепыш таскал с собой боевой ТТ.
В июле 1991 года группа оперов УКГБ по КТОФ вместе со следователями прокуратуры накрыла всю схему изготовления наркоты на заводе. Директора завода сняли, главный инженер ушел сам. Начальника первого отдела выгнали с позором. Мичмана и матросов сразу арестовали, а вот с Лешей вышла заминка – жена к тому моменту родила второго ребенка. Арестовывать как бы негуманно. К тому же сам он оброс связями. Адвоката нашел себе самого говнистого. И остался на подписке о невыезде. Конечно, часть денег нашли. Это были советские деньги в размере примерно 1500 рублей. А больше 10 000 было спрятано от следствия на даче у бабушки, которую не взяли под колпак. Мало того, у бабушки остались и советские рубли, которыми оплачивался адвокат. В итоге организатором наркоканала стал мичман, а Леша превратился в несчастную жертву заблуждений и обмана. А тут, как назло, – ГКЧП, победа Ельцина, запрет компартии и приостановка работы КГБ. Адвокат написал гневную петицию Ельцыну, Хасбулатову и Руцкому, что-де Алексей Злобин пал жертвой реваншистов и последователей ГКЧП. Сверху пошли проверки – почему, мол, гражданского человека за преступление на гражданской территории должен судить военный суд? Дело в том, что крепили Лешу в Первомайском районе при попытке сбыта травы на дискотеке – не на территории военного завода! «У нас тут не 37-й год!» - такова была основная мысль петиции из Верховного Совета РСФСР. Материалы по Леше выделили в отдельное производство и передали сначала во Фрунзенский РОВД. Затем в Ленинский. А уж после - в Первомайский. Дискотеки были во всех трех районах. В каждом отделе что-то терялось при передаче. В «Первомайке» Лешу заагентурили, он сдал кое-кого – и получил два года условно. Мичман сел на 7 лет, матросики – по пятерке каждый. Реально и на строгач.
…Еще 4 года Леша по инерции сдавал всех. Агентом оказался ценным. С должности ушел, стал программным директором на новом радио. Однако, осознавая, сколько денег потерял, подсел на стакан. Через три года жена с ним развелась – достали пьяные выходки мужа и безденежье, ведь основные запасы денег ушли на адвоката и пьянки. Квартиру пришлось разменять на две однокомнатных. Жена забрала дачу и «Краун».
В 2000-х Леша завязал с пьянками и женился второй раз. Опера из Первомайки ушли на пенсию, история с наркотой стала одной из легенд Владивостока. Да, в общем-то, никто и не знал, что Лешу крепили менты и что он был судим. Имея приличную внешность, талант и хороший послужной список, он в итоге оказался литературным редактором одно из крупных СМИ. Ему стали поручать важные предвыборные темы, тем более, что Леша умел грамотно «мочить» хлестким словом политических деятелей. Но прошлое может быть весьма коварным. Однажды ему позвонил довольно известный журналист из другого СМИ. Леша пробил по Яндексу, кто это, пособирал информацию и потопал на встречу. Тем более, что его визави все сказали – «это вменяемый и деловой парень». Запахло деньгами. Встреча состоялась в маленькой кабинке японского ресторана. Собеседник – парень, лет на 10 моложе. Подтянутый, уверенный в себе. Угостил экзотическими блюдами, поинтересовался, как детишки. А потом вытащил из своей сумки папку, при виде которой Леше очень поплохело. Потому что папка эта была из милицейского архива (в кабинке появился настырный запах старых бумах). Дело. Уголовное. С фотками. И копией приговора.
Леша заказал 100 граммов водки. Заполировал это полулитром светлого пива «Асахи». Когда на душе отлегло – получил указание от коллеги по цеху тему с мочиловом конкретного человека прекратить. Не то копия дела попадет куда надо. Включая сеть Интернет и бар «журналист» на фэйс-буке. С этого дня мочилово кандидата на высокую должность прекратилось.
Правда, немного позже выяснилось, что дело, которое показали Леше, было мистификацией – в папку действительно была вложена копия приговора, старые милицейские бумаги, пара страниц копий из настоящего дела (их ему и показали). А для запаха использовались совершенно беспонтовые бумажки, найденные где-то на даче.
Суть этих историй заключается очень простой идеологии – когда вы смотрите на бездну, бездна смотрит на вас. Вы можете выполнить любой приказ от начальства и героически выполнить его. Но опасайтесь кого-либо шантажировать. Иначе шантажисты могут посетить вас и ваших близких. И вы, и ваши близкие – не святые. «Война компроматов» была модна в 1990-х. Сейчас этот процесс может оказаться самоубийством. Как минимум, политическим, творческим или имиджевым. А оно вам надо?